Однажды тысячи беларусов вернулись из эмиграции. Рассказываем, какой они нашли родину после отъезда — и что с ними стало дальше

22 декабря 2025 в 1766384220
Кирилл Папоротников / «Зеркало»

Недавнее освобождение политзаключенных, в том числе известных политических лидеров, пробудило хрупкие надежды на либерализацию и оттепель в Беларуси, а у тех, кто в вынужденной эмиграции, - на возвращение домой. Спецдокладчик ООН предостерег от иллюзий: «Власти не подают никаких признаков изменения политики или практики репрессий». Как бы там ни было, ничто не вечно, и когда-нибудь сотни тысяч беларусов смогут вернуться. Вот только реалии на родине могут сильно отличаться от того, что рисовало воображение. Однажды в нашей истории такое уже было - после Второй мировой войны. Рассказываем, кем были эмигранты, как появилась возможность вернуться, кто ею воспользовался и какой людям предстала Беларусь через десятилетия после отъезда.

Откуда взялись довоенные эмигранты

Более 100 лет назад привычный мир наших предков рухнул. В 1914 году началась Первая мировая война, вскоре через нашу страну прошел российско-германский фронт. За время конфликта в царскую армию мобилизовали 924 тысячи беларусов, еще 1,2 млн стали беженцами или были эвакуированы. Часть из них уже не вернулась на родину.

В 1917 году случилась революция. Затем последовали немецкая, советская и польская оккупации, которые сменяли друг друга и не дали полноценно реализоваться нашему государству - Беларусской Народной Республике. На Запад выехали еще 122 тысячи человек.

В 1921 году Россия и Польша разделили нашу страну. Восточная Беларусь, где провозгласили БССР, осталась под контролем Москвы и вскоре стала частью СССР, чьи жители не могли самовольно выезжать из страны. Западная Беларусь досталась Варшаве. Та трактовала эти земли лишь как аграрный придаток, что толкало беларусов на экономическую миграцию - благо выезд был свободным. По одним сведениям, из Западной Беларуси уехало 130 тысяч человек, по другим 180−250 тысяч. Все это происходило до 1939 года, пока не началась Вторая мировая война, а Польшу разделили между собой два тоталитарных государства - СССР и Германия.

Таким образом, к началу войны на Западе находилось немалое количество беларусов, а после ее окончания их там было еще больше (многие были вывезены или уехали в военные годы). И часть из них хотела вернуться на родину.

Но лишь немногие эмигранты знали, что Иосиф Сталин вовсе не прекратил политику репрессий, начатую в 1930-х. Например, беларусская газета «Рэха», выходившая во Франции, сообщала о репрессиях, уровне жизни в колхозах, русификации. «Тысячы ўцекшых грамадаўскіх кіраўнікоў з Заходняй Беларусі ў Менск былі зрадліва павешаны, расстрэляны або высланы ў Сібір», - писало издание - но о событиях, которые имели место еще до войны. К тому же большинство беларусов-эмигрантов из-за низкого уровня самосознания отождествляли себя с русскими и поляками, а в их национальных организациях была очень сильна коммунистическая пропаганда.

Правды не было и в западной прессе. Классический пример - Голодомор в начале 1930-х, о котором на Западе ничего не знали. Союз в то время был чрезвычайно закрытой страной, а в Украину и на Кавказ, где голод был особенно сильный, иностранцев не пускали совсем. Немногочисленные попытки рассказать правду в западной прессе (например, случай Гарета Джонса, который проник на Донбасс) пресекались или опровергались советскими агентами влияния, публикации не воспринимались всерьез. В результате в мире о Голодоморе узнали - и поверили в это - лишь в 1980-е.

Важно, что на идеологическом обслуживании СССР состояли десятки европейских интеллектуалов. Например, на пике массовых репрессий в Москву приехал немецкий писатель Лион Фейхтвангер. В частных разговорах он возмущался отсутствием в СССР свободы слова и жесткой цензурой, критиковал восславление Иосифа Сталина. Но, видя в Союзе противовес нацизму на своей родине, в своей просоветской книге «Москва 1937» Фейхтвангер писал совсем иначе. Например, что крестьяне наиболее остро почувствовали разницу между беспросветным темным прошлым и счастливым настоящим, эффективно вели сельское хозяйство, имели обильную еду, одежду, кино, радио, театры, газеты. Хотя в реальности у них забрали все имущество в ходе создания колхозов, они тяжело работали и жили в нищете, стали жертвами голода и репрессий.

Пропаганда работает на славу

Большая часть эмигрантов, о которых идет речь в этой статье, уехала не по политическим, а по экономическим причинам - прежде всего из-за низкого уровня жизни. Мало кто из них успел пожить при советской власти достаточно, чтобы оценить результаты ее политики. При этом за границей они, живя в демократических странах, привыкли к тому, что власти в большей или меньшей степени отвечают за свои слова (иначе выборы не выиграть). На этом фоне многие выходцы из Беларуси не могли представить масштабов лжи советской пропаганды, того, насколько лозунги не совпадают с реальностью. Тогда как пропагандистская машина работала на полную катушку. Еще в межвоенное время СССР организовал во Франции, США и Болгарии так называемые Союзы возвращения на родину, заманивая через них бывших соотечественников назад. С концом войны этот процесс активизировался.

Начали с тех, кто оказался за пределами СССР в ходе Второй мировой. Еще в феврале 1945 года на встрече в Ялте Иосиф Сталин с главами США и Великобритании Франклином Рузвельтом и Уинстоном Черчиллем договорились об обязательной репатриации всех граждан Союза, попавших в эту категорию.

Так из-за границы вернулись 4,2 млн человек, в том числе 520 тысяч беларусов. Это были военнопленные, угнанные на принудительные работы, а также коллаборанты, которым не удалось остаться на Западе. При этом было условлено, что обязательному возвращению подлежат граждане, жившие на территории СССР в границах до 1939 года. Благодаря этому жители западных частей Беларуси и Украины, оказавшиеся в английской и американской зонах оккупации, могли сами решать, хотят они вернуться или нет. К концу 1945-го, когда между союзниками начали нарастать противоречия, Запад перешел к принципу добровольности и для «восточников». После этой программы в западных странах осталось около 500 тыс. человек из всего СССР, в том числе около 50 тыс. беларусов.

Затем советские власти взялись за тех, кто уехал еще до войны. Осенью 1945 года вышли указы о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, проживавших в Китае. В июне 1946-го аналогичные постановления приняли в отношении выходцев из царской России, проживающих на территории Франции, Болгарии, Югославии, позднее - Чехословакии. Гражданство могли получить и их дети, родившиеся за границей.

Зачем власти это делали? Они хотели компенсировать людские потери после войны. Ставка делалась на возвращение просоветски настроенного населения. Также власти стремились не допустить, чтобы из числа невозвращенцев второй волны эмиграции сформировались активисты, которые будут бороться с советским строем. Но главное, что такая акция давала пропаганде возможность трубить о том, как люди, столкнувшись с ужасами капитализма, возвращаются к счастливой социалистической жизни.

Чтобы привлечь новых жителей, власти создали специальную структуру - Управление уполномоченного Совета народных комиссаров (позднее Совета министров) СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран. Возглавил ее генерал Филипп Голиков, в штате были многочисленные пропагандисты. Вот как их основные тезисы сформулировал один из эмигрантов, Олег Ивашкевич (цитата по книге Валерия Калиновского «Дзеці Францыі. Гісторыі сем'яў, якія паверылі Сталіну»):

«У СССР няма беспрацоўя, бо праца для ўсіх абавязковая, а таму няма галечы і няма бяздомных. Жанчыны маюць роўныя правы з мужчынамі. Хлеб бясплатны для ўсіх. Вучоба ў школе абавязковая для ўсіх да 17 гадоў, вышэйшая адукацыя бясплатная. Медыцына і лекі бясплатныя. Свабода веравызнання поўная. Выхад на пенсію для мужчын устаноўлены ў 55 гадоў, для жанчын - у 50».

Все это было далеко от действительности. Но в послевоенной Франции тогда была 30-процентная инфляция, проблемы с обеспечением, дефицит еды и карточки на хлеб. Неудивительно, что беларусы, ностальгирующие по родине, поверили привлекательным картинкам социализма. Вдобавок отважная борьба СССР с нацизмом, а также его союзнические отношения со странами Запада внушали гордость и заставляли верить, что трагические страницы истории остались в прошлом и страна идет вперед.

Ведомство генерала Голикова действовало как пряником (пропаганда, письма от родственников, составленные под диктовку спецслужб, обещания квартир, высокооплачиваемой работы и т. д.), так и кнутом. Они:

• требовали у местных властей списки эмигрантов, а чтобы ускорить процесс их возвращения, задерживали отправку на родину французов, итальянцев и граждан других стран, оказавшихся на контролируемых СССР территориях;
• обзаводились агентурой в лагерях для перемещенных лиц;
• объявляли эмигрантов пособниками нацистов, после чего в странах Восточной Европы их арестовывали и выдавали представителям СССР (правда, на Западе требовали предоставить суду доказательства, а их не было, и идея быстро провалилась);
• похищали людей и вывозили на территорию советских представительств (от этой практики пришлось отказаться в 1946 году после скандала в Италии, когда местные газеты рассказали, как муж-итальянец и местные полицейские отбивали у похитителей женщину родом из СССР).

В конечном итоге по программе репатриации, по данным на 1 января 1952 года, в СССР вернулись 451 тысяча человек, в том числе 9856 беларусов. Среди последних три из четырех были выходцами из Западной Беларуси.

Поломанные судьбы

Шок ждал их сразу по приезде.

«На савецкай мяжы ў нас забралі французскія пашпарты, нібыта каб зрабіць савецкія даку­менты. Забралі таксама нашы грошы, бо іх трэба было памяняць, бо тут гэта не грошы, а паперкі. І пашпартоў яны не вярнулі, і грошай у савецкай валюце не аддалі. Гэта быў вялікі падман», - вспоминала одна из переехавших в разговоре с Валерием Калиновским, автором книги «Дзеці Францыі. Гісторыі сем'яў, якія паверылі Сталіну». Из этой же книги - истории двух семей, рассказанные ниже.

Янина Гринцевич (Сташко) родилась в 1930 году во Франции, в шахтерском городке около Лилля. Осенью 1946-го она с родителями-беларусами добровольно отправилась в СССР на пароходе из Марселя.

«Мы дык ехалі як рабочыя трэцім класам, а першым і другім класам на цеплаходзе плылі і тыя, хто пасля рэвалюцыі паўцякаў за мяжу, хто вёз з сабой машыны, іншую маёмасць, хто пакінуў у Францыі бізнес, лекары, інжынеры, выкладчыкі. І іх адразу адправілі за краты, а маёмасць усю забралі. І чаго яны вярталіся?» - недоумевает Янина. У Гринцевичей была только швейная машинка «Зингер» и немного денег. Может, поэтому им повезло: сотрудники спецслужб изучили их документы, сказали, что «долгов перед советской властью» у них нет, - и отпустили.

Семья переехала в деревню в Островецком районе. И очень быстро поняла, что это было ошибкой. Однажды Иван Гринцевич в каком-то споре заявил парторгу и сотруднику НКВД, что они говорят глупости вместо того, чтобы работать. За эти слова его приговорили к году тюрьмы. Так он научился, что в этой стране нужно молчать.

Мужчина пытался выбраться из СССР хотя бы в Польшу, даже дал кому-то взятку в Вильнюсе - безрезультатно (из Союза не выпускали никого из вернувшихся эмигрантов). Иван работал в колхозе и однажды заработал за год всего 50 кг ржи. От голода семью спасала привезенная из Франции швейная машинка «Зингер».

«Дзеці дражнілі мяне, бо я не ўмела гаварыць па-беларуску. У Францыі мы былі рускімі, у Беларусі - французамі», - вспоминала Янина (позднее она выучила беларусский язык). К ее родителям каждый месяц приезжал милиционер, контролировал их и заставлял подписывать какие-то документы. Два ее письма друзьям во Францию остались без ответа. «Мы сядзелі як мыш пад венікам. Лістоў болей не пісалі, баяліся», - рассказывала женщина.

Удивительно, но в 1973 году представители Франции нашли Ивана Гринцевича и сообщили, что ему положена пенсия. Советские власти заставляли его отказаться, но внук убедил ничего не подписывать. В итоге мужчина стал получать сумму в эквиваленте 100 долларов - по современному курсу это 729 долларов. Поскольку в СССР владеть валютой и менять ее было нельзя, выдавали эти переводы не деньгами, даже не рублями, а чеками на эквивалентную сумму, по которым можно было купить товары в определенных магазинах. В 1980 году Иван умер (дальше часть его пенсии получала вторая супруга). Янина же лишь в 2019 году исполнила свою мечту и увидела родной городок во Франции.

Еще один пример из книги - семья Атрашкевичей. Ее глава, беларус Станислав, послушал советских агитаторов и вместе с женой Еленой и двумя маленькими дочерьми, Франтишкой и Чеславой, отправился из Франции в СССР. Старший сын Бронислав остался доучиваться в институте в Париже, чтобы затем присоединиться к ним. «Была такая прапаганда, што і бацька паверыў, што на роднай зямельцы надта ж ужо добра, - вспоминала Елена Атрашкевич, третья дочь, родившаяся уже в Беларуси. - Пераезд бацька ўспамінаў як кашмар. Да мяжы давезлі іх у добрых вагонах, а пасля перасадзілі ў цялячыя. З Францыі яны нічога не прывезлі, толькі адзенне. Апрануцца ў іх было ўва што, а болей нічога». Позднее ее отец говорил родным, что, если бы знал, как его встретит СССР, никогда бы не вернулся.

Во Франции Станислав был сельскохозяйственным рабочим, жил в достатке, снимал дом с садом. Сохранилось письмо от его работодателя о том, что к приезду семьи в помещение доставят мебель и кухонное оборудование. В Беларуси Атрашкевичи смогли купить лишь маленький домик площадью 24 квадратных метра.

«Дужа бедна мы жылі, пакуль я не пайшла працаваць, - рассказывала Елена. - Цяпер прыгадваю гэта як кашмар. Мы жылі на тое, што заробіць тата. У маці быў поліартрыт, мела пакручаныя рукі, то не магла рабіць. А рабіў мой бацька ў леспрамгасе, <…> лес грузілі. <…> Пачынаеш успамінаць - і плакаць хочацца. Не ведаю, як выкручвалася маці. З тых часоў не магу глядзець на кіслую капусту, помню ўвесь час гэты суп з кіслай капусты».

Вскоре после приезда семья потеряла маленькую Франтишку: она оказалась не готовой к морозам и умерла от менингита. С сыном Станислав переписывался и отговорил его возвращаться. Последнее письмо от него пришло в 1954 году. Как дальше сложилась судьба Бронислава, так и осталось неизвестным.

В 1978 году Станислав получил французскую пенсию. «Дзякуючы гэтай пенсіі мы трохі пажылі. Тата атрымліваў яе толькі два гады. Аднак прымусіў нас купіць машыну, бо ён так пра яе марыў усё жыццё. Потым мы купілі яму шыкоўны касцюм, туфлі, кашулі і іншыя рэчы. А як паправіцца здароўе, планавалі паехаць разам на машыне да сваякоў», - рассказывала его дочь. Но не удалось - в 1980-м Станислав Атрашкевич умер. После этого часть пенсии получала его супруга.

Высылка в Сибирь

Для этих двух семей переезд в СССР стал сильнейшим потрясением, однако их ситуация была еще далеко не худшей. Ведь они выжили - а так повезло далеко не всем «возвращенцам».

«Свае гісторыі змаглі расказаць тыя, хто дажыў да гэтага часу, хто не згінуў пасля Францыі ў ГУЛАГу недзе ў Сібіры, не быў застрэлены пры спробе нелегальна перасячы мяжу СССР і Польшчы, каб усё ж вярнуцца ў Францыю, хто не скончыў жыццё самагубствам, не загінуў ад хвароб, суму і злоўжывання алкаголем. Пра такія трагічныя лёсы сваіх сяброў і знаёмых, таксама перасяленцаў з Францыі ў СССР, апавядалі мае героі. А яны самі выжылі, бо яны і іхныя бацькі былі нешматслоўнымі, трывалі, прыстасоўваліся, не пярэчылі ўладам», - писал автор книги Валерий Калиновский.

Например, в 1951 году в Сибирь отправили вернувшихся в СССР бывших военнослужащих армии Андерса (ее участники воевали в ходе Второй мировой в составе войск союзников против Гитлера). На спецпоселение в Иркутскую область России выслали более 4,5 тысячи человек (включая членов семей), прибывших в основном из Англии. Преобладали беларусы и украины. В ссылке они оставались до 1958 года, когда политика репрессий была прекращена.

Редкие истории успеха

Такие среди возвращенцев были, но уже после смерти Сталина и только среди тех, кто приехал в СССР добровольно.

Первый пример - судьба композитора Сергея Кортеса. Беларусских корней у него не было: его мама и ее родители были русскими, которые в 1921 году под угрозой ареста бежали из СССР и добрались до Чили. Там мать будущего композитора вышла замуж за местного жителя Альберто Кортеса - и рассталась с ним, когда Сергею было полтора года (он родился в 1935-м). После этого родители мамы увезли ее и четверых ее детей в Аргентину. Дедушка Кортеса придерживался просоветских позиций. Поэтому в 1948 году семья, поверив пропаганде, решила вернуться домой и подала заявление в советское посольство.

К счастью, консул, знавший о репрессиях на родине, спрятал документы под сукно, где они лежали до 1953 года, пока не умер Иосиф Сталин. Лишь после этого делу дали ход, и в 1955-м семья вернулась из-за океана.

«Когда встал вопрос о том, куда мы хотим поехать, сказали - всюду, кроме Москвы и Питера. Тогда дед написал: куда сочтете нужным нас послать… Так мы оказались в Минске», - рассказывал Сергей. Он приехал в Беларусь в 20 лет, а впоследствии стал успешным композитором, автором опер «Джордано Бруно», «Матушка Кураж», «Визит дамы», «Юбилей», «Медведь». В 90-е годы успешно возглавлял минский Оперный театр.

По словам Кортеса, его семья совсем не жалела о том, что вернулась. До поры до времени.

«Куда большим шоком был 89-й год, когда я приехал в Аргентину впервые после отъезда. Я как бы вернулся в молодость, увидел, какой огромный шаг сделала Аргентина, встретился со своими друзьями. Я был шокирован: думал, потерял ли я что-то в жизни или нашел», - признавался композитор.

Вторая история успеха - судьба Карлоса Шермана, который родился в 1934 году в Монтевидео, столице Уругвая, затем жил в Аргентине. Его отец был эмигрантом из Западной Беларуси, уехавшим в 1920-х на заработки. В 1956 году он вернулся на родину с семьей. Шерман стал известным переводчиком с испанского на беларусский и русский и наоборот. Его самой знаменитой работой стал перевод романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Осень патриарха» - первый на территории СССР (был выполнен совместно с Валентином Тарасом). Назад в Южную Америку Карлос не стремился.

«Шэрман досыць скептычна ставіўся да ідэі (і магчымасці) вярнуцца ў краіну, якую ты пакінуў шмат гадоў таму, - рассказывала "Зеркалу" писательница Анна Янкута. - <…> Шэрман называе гэта другаснай эміграцыяй, ці эміграцыяй вяртання, і лічыць яе не менш трагічнай за эміграцыю першасную. Бо за пэўны час чалавек прывыкае да новага жыцця, паспявае пусціць у ім карані - і даводзіцца чарговы раз пачынаць усё з нуля. Да таго ж краіны, у якую чалавек вяртаецца, ужо не існуе, яна засталася толькі ў яго ўспамінах, бо час ідзе, змяняецца і сам чалавек, і яго колішняе асяроддзе. І яно часам не гатовае прыняць цябе назад, ты ўжо чужы там, дзе некалі быў сваім».

Впрочем, бывали случаи и такого возвращения на Запад. В 1958 году Поль Шиленок вместе с родителями, которые во время войны были вывезены в Германию и затем осели во Франции, приехал в Беларусь в гости к бабушке и дедушке. Но на границе у всей семьи забрали паспорта и отправили в колхоз под Бобруйском. Уже в нулевые годы Поль смог восстановить французское гражданство и теперь живет в пригороде Парижа.